Треск сверчков под палящим солнцем

[Indra]

Однажды, стараясь быть более сильным, поглощенный детскими, парнишескими мечтами, я решил для себя, что мне не должно быть разницы, что вокруг за пора. Мне надоело мелочно жаловаться, что зимой холодно, летом жарко, осенью дожди, а весною грязно. Я решил быть мужественнее, не обращать на подобное внимание, довольствоваться наличным и уметь использовать то, что есть. Я решил убрать для себя разницу между временами года, радоваться разнообразию природы.
И у меня это получилось. На самом деле, я перестал совсем причитать о холоде зимой и о жаре летом, воспринимая это как должное, и никуда не денешься, и даже полюбил, когда зимой именно очень холодно, а летом обязательно очень жарко...
Точно так же я отказался от понятий «любимый цвет», «любимая еда», «любимое число» и прочей дребедени, которую вписывают в анкеты в те молодые времена почти все, обмениваясь ими.
Но, как понимаете, от себя не откажешься, и, принимая что-то менее критично, как например природные и погодные неудобства, все равно остаются у человека некоторые маленькие предпочтения, являющиеся частью его. Например, выбирая из двух совершенно одинаковых предметов, но разных цветов, вы всегда выберете именно предмет вашего любимого цвета, никуда не денешься. Так и у меня сохранились предпочтения, цвета предпочитаю черный и синий, число 3 и вообще все нечетные, а так же люблю жару и лето...
Вообще, лето на самом деле для меня особая пора, связанная со многими моментами, буквально вписавшимися навсегда в мою душу и в мой разум, в мое естество, и это не искоренить. Кто не любит свободу, но кроме любви к свободе, я страдал еще нелюбовью к учебе. Поэтому, и в детском саду, и в школе, когда у меня наконец начинались летние каникулы, и я наконец был свободен от посещения этих заведений и, тем более, учебы, для меня это было счастье. Но это далеко не все...
Но с этой свободой связанно остальное. Дни длинные, вечера теплые, и потому я торчал летом все время на улице, даже спал часто под открытым небом. Я вырос в частном доме, и все вокруг – был мир для фантазий и настоящих исследований. Волшебных приключений...
Мы играли, гуляли с соседями-друзьями. Но это обычное, что у всех. Особые моменты, наверное, у меня были, когда я оставался один. Я тогда мог повнимательнее осмотреться вокруг, и увидеть мир...
Свежесть раннего утра, будящие надоедливые мухи, щекочущие лицо, или доброе солнышко в глаза, радостное пение птиц сквозь дремоту. Просыпание не поздним утром летом – это что-то особое, все двери и окна настежь, и чувствуешь единение и жизнь всего мира вокруг... Глубокое синее небо... И то, как я делал иногда пробежки, или учил боевые стойки и упражнения из книжек... Потоки мечтаний...
Когда не с кем было поиграть, я иногда сидел на улице, или во дворе своего дома один. На улице садился на бордюр, брал в руку камушек, или палочку, или травинку, теребил их, а сам думал о чем-то особом, загадочном и волшебном, может мечтательном, и смотрел на небо. Рассматривал мерно плывущие белые облака, размышляя, как в них можно узнать какие-то формы, животных и фигуры, и пытался их увидеть сам. Щурился от солнца, и треск кузнечиков в траве казался частью моих мыслей. Также, смотрел иногда вниз, на землю, трещащую от жара безмерно палящего солнца, на хаотичные камушки в пыли старой известковой дороги, и наблюдал озабоченную беготню насекомых у бордюра. И скучающие травинки рядом щекотали неприкрытую кожу, а босые ступни ощущали каждый горячий выступ дороги...
Иначе, сидя во дворе в одиночестве, тонул в тенях дома или деревьев. Всегда замечал четкую границу между солнечным местом и тенью – и глазами, которые попадали словно в другой мир, словно переключался некоторый громадный рубильник, и всем телом, которое словно попадало в иной мир, мир прохлады и сырости Хельхейм, в отличие от раскаленного Муспельхейма солнечной стороны... Во дворе я садился на табуреточку, или чаще на низкое ограждение между дорожкой и огородом, и оплавлялся на солнце. Никогда не боялся солнца, и любил летом, особенно после полудня, в самую-самую жару, когда солнце краснее, сесть на открытое место, и ловить лето, ловить мир, ловить свет...
Я так умею до сих пор, но правда теперь это часто вызывает воспоминания о детстве, а не как самостоятельное ощущение. Вот так, сидя на солнце, слушая ветер, или даже Великие Ветра, смотреть на то, как необычно солнце окрашивает все вокруг, в особые, желтые, может, оранжевые цвета, выявляя те стороны окружающего мира, которые до этого тобой не замечались. Как солнце накрывает жаром, словно мягким облаком, и это облако буквально видимо раскаленным маревом. Гул, мерный, оглушающе громкий, оранжевый гул солнца, заставляющий вибрировать землю, весь мир. Особое ощущение, мистическое, потустороннее – другой стороны привычного мира. Треск насекомых в сорняках подобно шаманскому бубну уносит на иные уровни реальности, показывая скелет, остовы этого мира. Отвлечься от себя, но смотреть через себя, особый момент, который легко поймать, но очень трудно удержать. Чувствуешься себя одновременно собой, наконец, в полной мере, и дальше, и больше, чувствуешься себя частью всего огромного мира, да хотя бы частью неба и солнечного света. Все вокруг в особых, оранжевых тонах, делающих все предметы полупрозрачными, выявляя взгляду их саму суть...
Наверное, многим знакомо это состояние, но обычно его или не замечают, или отгоняют, или оно дано не всем, не знаю. По крайней мере, как художественный ход, я его часто видел представленным немыми сценами в аниме. Кто их смотрит, не раз замечал такие моменты: показываются обычно воспоминания героев (часто именно детские), персонажи стоят на улице, летом, под раскаленным солнцем, слышен грохочущий треск цикад, и участники действия замерли в важнейшем переживании (или как это видится в воспоминаниях героев), под лучами солнца и потусторонней песней цикад... Это именно тот момент, то ощущения, и я вижу, что не только я могу его замечать.
Это особое состояние, способное появиться только летом, это мистическое переживание, сейчас ставшее прозрением, а в детстве бывшее обычным, привычным восприятием, и потерянное в процессе становления взрослым, это все и делает лето для меня чем-то особым, что я всегда жду с нетерпением, что-то наполненное мистическим, волшебным, мечтами и вдохновением.
Засыпать летом под ночным небом – особый процесс. Обычно очень-очень долго не можешь заснуть, – потому что не можешь да и не хочешь закрывать глаза. Сначала лежишь и долго рассматриваешь небо, провожаешь взглядом пролетающие самолеты и спутники, всматриваешься в звезды, пока не замечаешь их мерцание, выискиваешь и радуешься каждому замеченному болиду. Мысли, когда смотришь на звезды, всегда текут легко, не принужденно, свободно и даже как то независимо от тебя, живут своей жизнью и наполнены чем то волшебным, или глубоким и серьезным, или легким и мечтательным, очень часто мечтательным, всегда добрые и созерцательные...
Затем, понимая, что уже поздно, так как все вокруг, кроме неба, утонуло в глубокой, вязкой тьме, а над головой звезд стало просто бесчисленное количество, сплошное покрывало, и пора уже поспать, начинаешь пытаться закрывать глаза и дремать. Но вновь и вновь их открываешь, чтобы снова взглянуть на небо, не в силах удержаться от того, чтобы не обменяться с ними взглядами. Закрывая глаза, чувствуешь четко, что небо смотрит в это время на тебя, но это приятное ощущение, как внимание интересного тебе человека. Вновь и вновь закрываешь глаза, и кажущаяся раньше тяжелая тишина вокруг тут же сменяется пронзительным шепотом, несущимся отовсюду, как сверху, зов самих звезд, так и вокруг – гул ночной жизни... И вновь открываешь глаза, и опускается тишина, и в ней, ласкаемый темнотой, переглядываешься с подмигивающими звездами...
Кроме этого, еще много что есть летом... Точнее, было... Стоять днем на горячей крыше, смотреть вдаль, на горизонт, прикрытый безумно синим небом, и лишь одинокие птицы рассекают его. Вечерами костры с соседями-друзьями, когда были маленькие, печеная картошка, подгоревший хлеб на веточке... Походы словно в другой мир в «комбинат» - загадочное место на берегу речушки, состоящее частично из теплиц, частично из полей с цветами, а частично – из пустырей, заросших камышом и сорняками, свалки и странными местами. Там начинались поглощающие приключения, которые переплюнут всякие там рассказики Марка Твена и Майн Рида... Настоящие путешествия, исследования, притягательные места, такие как промышленная свалка, полная загадочных вещей, от коробок монополии до пистолетных гильз; речушка, заполоненная пиявками; дырявое озеро, то сухое как котлован, то бушующее как Левиафан; овраг с рекой, но который можно было перейти по одной тайной тропке, где можно спуститься-подняться и перепрыгнуть речку; домик с производством кирпичей и холмом опилок, вокруг которого мы катались на лошадях без седел; пустырь, лежащий между комбинатом и зоопарком, опустошенное словно ядерным взрывом, только глинистая земля и сухой сорняк; труба, уходящая до середины реки; свалка больничных принадлежностей и лекарств, которое вызывало ощущение «ведьменного студня»; черепахи, загорающие на пнях посреди реки; глубокий и длинный окоп, полный остатков странных механизмов, в сиреневой роще, и сами сиреневые рощи, полные пустырей с остатками костров невидимых шабашей; заболоченное место, пройти с шестом по броду которого – настоящее приключение... И многое, многое другое... Сказка ведь безгранична, это «бесконечная история»...
Потому я люблю лето и всегда очень жду его... Я не особо расстраиваюсь, что оно заканчивается, как в начале говорил, всему свое время, куда интереснее немного поскучать по нему, чем если бы оно длилось все время. Но всегда радуюсь его приходу, хотя бы потому, что обычно начало лета – пора возрождения старых надежд и мечтаний. Пусть они в очередной, в 25 раз не оправдываются, но ощущения приятные. И никакая жара меня не отпугнет.
Пусть будет жарко как никогда, пусть печет как в аду!!! А с сатаной давно хотел побеседовать, если он придет.